По-весеннему солнечный, свежий день. С утра позвонил Бернхард, немецкий журналист. Он приехал на несколько дней. Договорились встретиться у Кобзаря, в 11 часов. В переходе на "Стекляшке" покупаю пару гвоздик. Мужчина, стоявший передо мной тоже купил четное количество цветов и попросил перевязать их траурной ленточкой.
– Ужас! Когда это все уже кончится? – говорит мне цветочница.
К 11-ти у памятника Тарасу собралось человек 300-400. Вижу лица знакомых женщин, но не сразу узнаю – они печальны и в слезах. Стоим рядом – это выпускницы 4-ой школы, им уже далеко за 40. Говорим о том, что и Женя Котляр учился в 4-ой, там недавно создали мемориал в его честь.
Подходит Бернхард – нам было легко найти друг друга возле ТВ-машины. Хорошо, что мы встретились снова, это уже второй его приезд в Харьков. Жаль, что по такому печальному поводу. Впрочем, первая наша встреча была в июле – тогда в Харьков свозили останки жертв малайзийского Боинга. Такие вот теперь у нас поводы для встреч…
Отец Виктор Маринчак читает молитвы.
– Кто этот священник? – спрашивает Бернхард. – Из какой церкви?
Рассказываю, что Виктор Андреевич, настоятель храма Иоанна Богослова УПЦ КП, одновременно доцент кафедры русского языка в университете Каразина. Он автор нескольких книг по русской поэзии и работ по лингвистике. Службу в храме ведет по-украински.
– Я начал изучать украинский, – сообщает Бернхард. – Правда, говорю еще плохо. Стараюсь больше слушать и понимать.
– Знаете, Бернхард, этот храм в отдаленном рабочем районе посещают и местные жители, среди которых много цыган, и преподаватели университетов, харьковская интеллигенция… На месте этого храма была роща, а в ней – деревянная церковь, в которой, как рассказывают, молился Григорий Сковорода. Он добирался сюда на барже, по реке, она рядом.
Вижу, что Бернхард не очень понимает, кто такой Григорий Сковорода. Впрочем, это объяснимо. Об Украине и украинской культуре в Европе все еще знают очень и очень мало.
Виктор Маринчак – один из наших духовных лидеров, – говорю я и ловлю себя на мысли, что никогда вслух еще не произносил эти слова по отношению к о. Виктору. Не произносил, хотя уважаю с очень давних времен, еще с тех, когда он, будучи совсем молоденьким аспирантом, принимал у меня вступительный экзамен по русскому – тогда его надо было сдавать обязательно. Этот экзамен был больше похож на дружескую беседу людей, любящих русский язык и литературу. Потому и запомнился мне на всю жизнь. А потом, через много лет, мы подружились.
В марте Виктору Андреевичу стукнет 70. В это трудно поверить – о. Виктор бодр, энергичен и никогда не теряет присутствия духа, хотя за последний год ему пришлось самому увидеть немало горя и утешать, поддерживать Веру, Надежду, Любовь во всех нас.
Прощаемся с Игорем Толмачевым. У гроба его родственники, старенькая мама, склонив голову, нежно, как только умеют мамы, гладит холодный бледный лоб своего сына. Вижу рядом много знакомых лиц. Молча и крепко пожимаем друг другу руки.
– Почти ровно год назад мы здесь же прощались с ребятами, убитыми на Майдане, – говорю я Бернхарду. Он удивляется. Я уже не понимаю, чему…
– Я должен идти и писать об этом, я хочу прямо сейчас писать об этом – говорит Бернхард. Договариваемся о встрече на следующий день.
Провожаем Игоря в последний путь, идем к палатке на площади, штабу Майдана, созданию которого он отдал немало своих сил. Вспоминаю, что пару недель назад мы с ним пересеклись в харчевне "Жили-были", куда он выскочил перекусить. У Игоря непрерывно звонили телефоны – он просил немного позже перезвонить, извинялся и рассказывал, какая неспокойная сейчас обстановка в городе, как тяжело достучаться до местных властей, чтобы организовать сотрудничество с гражданским штабом самообороны. Он не жаловался, никого не обвинял и был уверен, что все получится.
По заведенному обычаю, прощались с Игорем у подъезда его дома в Пятихатках, куда подъехали на нескольких больших автобусах. Очень тепло и хорошо говорил об Игоре директор пятихатской школы, в которой училась дочь Игоря.
На кладбище было довольно прохладно и ветрено. Солнце ушло за тучи. Услышал в разговорах двух женщин, что здесь, на этом месте, НКВД проводило расстрелы в 1930-ые годы.
Священник, как положено, провел отпевание. Неподалеку от меня стояла девушка, которая буквально дрожала от холода, сжимая в руке букет цветов. Она, доверившись солнечному утру, легко оделась и вот теперь холод, смешанный с горем, пронизывал ее хрупкое тело. Но она не уходила греться в теплый автобус и положила свой букет, когда над могилой Игоря вырос небольшой холмик, увенчанный крестом.
На обратном пути, в автобусе, две симпатичные молоденькие французские журналистки переговаривались с парнем, который на ломаном английском рассказывал им о том, что не спал несколько суток – ему все время звонят волонтеры и солдаты с фронта, он им помогает, чем может.
Наконец, приехал домой. Согрелся рюмкой коньяка, который у меня стоит уже лет десять. Включил радио "Вести" и услышал, как какой-то харьковчанин жаловался, что "всего 200 человек. мутят Харьков, а так, вообще, город вполне нормальный", ну, а дальше – эти 200 как раз и виноваты, что доллар скачет… Выключил радио. Заглянул в ФБ и увидел сообщение о сегодняшней сессии горсовета:
"Предложение внести в повестку дня вопрос о признании России страной агрессором было провалено.
За-19
Против-47
Удержались-3"
Вспомнил, что познакомились мы с Игорем в ноябре, на семинаре, где обсуждали возможное будущее Харькова и то, каким мы его хотим видеть….
Признаюсь, у меня еще были планы на сегодня – и на открытие выставки замечательного Сергея Лойко пойти, и на группу "Диалоги в Харькове". Но не пошел никуда – решил написать вот этот пост. Надеюсь, те, кто меня сегодня не дождался, поймут и простят.