Ключевой глобальной международно-политической тенденцией можно считать постепенное формирование и начало отработки «доктрины Трампа».
Этот подход – в отличие от «реактивно»-либерального подхода Б.Обамы (когда стали возможны грузинская и украинская авантюры Кремля) – постепенно становится «проактивно»-наступательным и все более жестким и конкретным.
США намереваются вернуть себе статус «глобального полицейского» и продолжать задавать международную повестку дня.
Показательно позиционирование Белым Домом новой «оси Зла» (от КНДР до России) и активизация проектов консолидации международных усилий по преодолению создаваемых членами последней кризисов.
Заявления Трампа о возможности применения силы к Северной Корее (а в перспективе – к Ирану) являются достаточно четким и однозначным сигналом о возврате к наступательной по духу внешнеполитической доктрине.
Вашингтон постепенно начинают отказывать России в статусе и амбициях «глобального актора», переводя сотрудничество с ней в трансрегиональные масштабы, в плоскость отдельных диалогов по текущим проблемам (украинской, сирийской, северокорейской и т.п.), так как это не вписывается в представление команды Д. Трампа о международной миссии и глобальном статусе США.
Как свидетельствует развитие дискурса по северокорейской проблеме, США постепенно трансформируют свое видение роли и места Китая в мире, выводя его в число принципиально значимых международных партнеров не только геоэкономически, но и геополитически.
Показателен достаточно резкий выход Д. Трампа из пакта Транстихоокеанского партнерства. (Международного торгового соглашения, оцениваемого экспертами как попытки США /администрации Б. Обамы/ сдержать рост влияния Китая в регионе АТР, так как КНР в Партнерство не вошла.)
При этом Пекин ориентируется прежде всего на внутригосударственную проблематику и геоэкономические проекты, не заявляя о своих геостратегических амбициях, но тяготея к достаточно равноудаленной политике отношений как с Вашингтоном, так и с Москвой.
Вместе с тем, внешнеполитическое влияние КНР на КНДР беспрецедентно, и в решении северокорейского кризиса у Вашингтона практически нет оптимальных вариантов кроме как действовать «через Пекин», т.е. Вашингтон изначально не готов к прямому двустороннему диалогу с Пхеньяном.
Ключевой региональной международно-политической тенденцией последнего времени, задающей тон всему геостратегическому измерению диалога Запада с Россией по украинскому вопросу (прежде всего – выполнения «Минских договоренностей»), является неявное внешне, но значимое внутренне «разведение» геополитической и геоэкономической его составляющих.
США делают все больший акцент на геополитической составляющей, где доминируют политико-дипломатические и военно-технические аспекты развития «украинской проблемы». Недавно Пентагон предложил Белому дому одобрить поставки в Украину летального оружия – современных противотанковых средств/комплексов.
В свою очередь, на встречную инициативу Кремля о своеобразном формате миротворчества (под российские региональные интересы и двойные стандарты) Вашингтон (на который изначально она и была ориентирована) отреагировал нейтрально-негативно, не став ввязываться в процессы разыгрывание очередной авантюры, направленной прежде всего на перехват оперативно-тактической инициативы на украинском направлении.
Европа (ЕС), в свою очередь, акцентуализирует геоэкономическую составляющую диалога, выводя в качество доминирующих экономико-дипломатические и экономико-финансовые аспекты развития «украинской проблемы».
В геоэкономическую парадигму также «вписывается» беспрецедентный казус Brexit и принципиально нерешаемая в масштабах Евросоюза проблема внешней миграции, грозящая продолжением (после Brexit) внутреннего раскола «европейского единства».
ЕС, в свою очередь, привязывает к необходимости выполнения Россией «Минских договоренностей» перспективу частичного ослабления или даже полной отмены санкций – прежде всего соотнося масштаб этого с качество выполнения Москвой соответствующих договоренностей.
Европа так или иначе признает, что санкционная политика ЕС не имеет ни существенного политико-экономического, ни значимого экономико-политического успеха. Расчеты на то, что внутренние макроэкономические сложности заставят Москву пойти на значимые внешнеполитические уступки или хотя бы смягчение подходов и позиций, не оправдались.
В силу этого, на данный момент даже внешнего единства позиции ЕС (в лице его большинства значимых государств-членов) не наблюдается, – и соответствующий раскол имеет все признаки дальнейшего усиления.
Различие в американских и европейских подходах, по крайней мере косвенно, чем-то напоминает классическую игру в «злого и доброго полицейского». Достаточно однозначно и явственно это проявляется в артикулируемых подходах соответствующих сторон к кризисной проблематике.
США в проблеме выполнения Россией «Минских договоренностей» используют в качестве элемента давления на Москву угрозу поставок Украине «летальных вооружений» – прежде всего в контексте некоторых рисков эскалации военной составляющей противостояния.
Команда Д. Трампа, как объективно, так и субъективно, опасается «поддаться на провокации» Москвы, которая все активнее «играет мускулами». В этом контексте особенно показательны российско-белорусские учения вблизи границ Украины, а также Польши и Прибалтики (стран-членов НАТО), чьи отношения с Россией являются наиболее проблемными геополитически.
Вашингтон пытается не допустить кризиса по аналогии с «Карибским (ракетным) кризисом» (1962 г.). При этом как Трамп так и его Администрация пытаются не стать объектом критики оппонентов. Ввиду этого выстраивается стратагема, которая препятствует тому что бы оппонент – «ястреб войны» В. Путин – мне смог воспользоваться своим положением – спровоцировав Д. Трампа на не совсем адекватные действия.
Провокативность российской внешней политики пугает не только Вашингтон, но и Брюссель, способствуя их, по крайней мере, ситуативной консолидации, которая может иметь скорее негативные последствия для Украины, чем позитивные.