Восприятие западным политическим истеблишментом состояния и перспектив (разрешения) конфликта на Востоке Украины имеет свою внутреннюю специфику, которая во многом определяет видение и подходы к данной проблеме, существенно влияющие на ситуацию.
В исторической ретроспективе специфика западных подходов к специфике конфликта предварительно объясняется общей оценкой внутрирегиональной социально-политической и экономико-социальной ситуации на Донбассе.
Аннексия Крыма была сразу вполне однозначно воспринята Западом как явное и беспрецедентное нарушение норм международного права и принципов международных отношений, что поставило под угрозу весь мировой порядок как таковой. В силу этого Запад не мог не взять на себя не только «моральную ответственность», но и производные международно-политические обязательства по сохранению миропорядка, который позволяет Западу сохранять свои лидирующие позиции. Именно это во многом объясняет относительно быстрое и масштабное включение режима геоэкономических санкций, несмотря на то, что они зацепили крайне значимые для Запада (прежде всего Евросоюза) сферы.
Однако, оценивая общую специфику антироссийских санкций, следует учитывать, что они просчитывались и принимались по западным социально-экономических стандартам – и тем самым недостаточно учитывали традиционную российскую специфику «долготерпения» населения. В России они проявились в росте цен на относительно редкие и дорогие товары (особенно для «глубинки»). В своем социально-психологическом измерении, санкции оказали обратный эффект, став дополнительным фактором сплочения российского общества в противостоянии с Западом. При этом постепенно проявляющиеся системные напряжения российской экономики носят, прежде всего, внутренний характер (начиная с общих структурных дисбалансов и зависимости от «нефтегазовой иглы» и заканчивая общим технико-технологическим отставанием от Запада и даже Китая практически во всех ключевых сферах за исключением военной и военно-технологической). В силу этого санкции носят (по крайней мере на данный момент и на краткосрочную перспективу) статусно-политический (!) характер, а их макроэкономический эффект можно будет оценить лишь в среднесрочной перспективе.
Эскалация напряжения на Донбассе была воспринята Западом под иным углом зрения. Этот – наряду с Крымом – явно пророссийский и во многом наиболее «пост-советский» регион никогда не воспринимался в западных/европейских терминах и категориях. Украина как таковая, а особенно ее западная часть, – воспринималась Западом как «условно-европейская», но на Донбасс не переносился даже этот суженный и ограниченный подход. В каком-то смысле он был и остается (тем более сейчас) как своеобразное «приложение» к проевропейской/прозападной Украине. С геоэкономической и геотехнологической точки зрения регион видится Западу относительно бесперспективным. С одной стороны, наследие советского индустриализма устаревает, с другой – ресурсное обеспечение региона направлено на его социально-экономическую дотационность, а не экономико-технологическое развитие. В силу этого, в частности, в аспекте Соглашения об ассоциации ЕС-Украина, отнюдь не отвечающий «стандартам ЕС» регион мало что выигрывал «для себя».
В силу этого на фоне общей относительно быстрой эскалации напряжения на Донбассе, Запад втягивался в конфликт относительно медленно. Более того, несмотря на то, что конфликт на Востоке имел свою относительно ярко выраженную внутреннюю и внешнюю специфику, отличавшую его от аннексии Крыма, Запад полуавтоматически перенес свои «крымские» оценочные подходы на «Донбасс».
Наиболее показательно это проявилось в проблематике геоэкономических санкций. Изначально задуманные как реакция на крымские события, они были почти незаметно экстраполированы и привязаны к конфликту на Востоке. По состоянию на сегодня перспективы западных санкций привязаны исключительно к выполнению Россией своих обязательств по Минским договоренностям. При этом данная привязка носит преимущественно оценочный характер, т.е. зависит от конкретной политической конъюнктуры, а не объективных данных и показателей.
В качестве предварительного вывода можно указать, что Запад уже относительно давно «вынес за скобки» крымскую проблему, сосредоточившись исключительно на Донбасском конфликте. Однако «отголоски» восприятия крымского аншлюса продолжают оказывать значимое влияние на подходы и позиции Запада в вопросе перспектив Донбасса.
США воспринимают и оценивают конфликт на Донбассе, прежде всего, в терминах общего геостратегического противостояния с Россией (Условной точкой отсчета перехода оного в явную фазу вполне может считаться «Мюнхенская речь» В. Путина 2007 г.). В силу этого, для США внутренний контекст развития ситуации вокруг Донбасса является скорее вторичной, что способствует перенесению на нее общих геостратегических подходов, в рамках которых социально-политическая и социально-культурные специфики (суб)региона нивелируются. На недооценке этого нюанса небезуспешно играет Россия в своем противостоянии с США.
Глобальное геостратегическое «распределение обязанностей» между США и Европой (Евросоюзом и т.н. «евро-НАТО») уже относительно давно привело к тому, что в сферу абсолютных внешних приоритетов США входит прежде всего т.н. «Большой Ближний Восток», а прежде всего регион вокруг Леванта (Восточного Средиземноморья – от Израиля до Ирака и частично Афганистана). Именно он для США является «сферой особой ответственности» и приоритетным объектом приложения геостратегических усилий. В силу этого конфликты в регионе, который относится к сфере ответственности России (постсоветское пространство) оцениваются соответственно.
В свою очередь, сфера ответственности Европы очерчена прилегающими регионами – от восточной части Магриба (во многом именно поэтому фактор США во время конфликтов в Тунисе и Ливии не носил принципиального характера) до Восточной Европы. Тем более, что именно с последней ЕС налаживает ту или иную форму «особых отношений» как на двустороннем уровне, так и через многосторонние программы и проекты (от TRACECA до Восточного партнерства).
Учитывая то обстоятельство, что как Россия, так и Украина до сих пор воспринимаются как «недостаточно европейские» национальные государства, в соответствующих терминах оценивается и конфликт между ними. Иными словами, Европа пытается решить украинско-российский конфликт так, как она решала бы сопоставимый внутриевропейский кризис наподобие вопроса независимости Шотландии.
Парадоксально, но Европа через свое видение перспектив трансформации конфликта, тем или иным способом, пытается навязать или «продавить» подходы и сценарии, приемлемые для нее, но так или иначе пагубные для прочих сторон конфликта (прежде всего Украины). Яркий пример – тема локальных выборов как своеобразного альтернативного референдума, могущего стать показателем текущих социально-политических настроений и тем самым – перспективным определителем возможных векторов социально-экономического развития региона.
Отдельно стоит обратить внимание на европейский подход, согласно которому «проблема Донбасса не имеет военного решения». Тем самым, так или иначе, сужаются как спектр возможных инструментов решения конфликта, так и его сценарные и временные перспективы.
Решение конфликта почти исключительно «европейскими (цивилизованными) методами» рассматривается в т.ч. как дополнительный фактор общей демократизации Украины и России, ориентированный на стратегическую перспективу. Однако изнанкой такого подхода является готовность Европы к восприятию относительно больших сопутствующих жертв (прежде всего политических), которые придется понести более слабой стороне (Украине по отношению к России, ОРДЛО – по отношению к Украине и т.п.). Однако подобные жертвы не компенсируют друг друга, а конфликт на Востоке Украины не является «игрой с нулевой суммой».
Определенное изменение подходов можно ожидать и прогнозировать скорее в среднесрочной перспективе, связанной с внутренней «перезагрузкой» в ключевых западных странах (прежде всего выборы в США, а также Германии и Франции).