Громы и молнии, проклятия и торжественные обещания, разразились в последние дни на головы сторонников идеи федерализации от представителей нашего полит бомонда представляющих как власть, так и оппозицию.
Такое внимание к вопросу объяснится лишь одним обстоятельством, федерализация и востребована и актуальна. И, что самое главное, имеет уже массовую поддержку. По крайней мере, более половины жителей Юго-востока высказались за федерализацию страны, каждый пятый поддержал федерализацию на Центральном-западе.
И политики испугались.
Испугались реальной децентрализации власти, испугались потерять столь вожделенный центральный бюджет, святое корыто украинской политики.
Испугались, что появятся крепкие, автономные по взглядам и политической позиции региональные лидеры и элиты.
Испугались не только оформления Галичины, Крыма и Донбасса в реальные автономии, испугались куда более серьезных процессов начавшихся в стране.
Испугались начавшегося процесса оформления самоидентификации Юго-востока и Левобережья, обретения ими своих самоназваний и политической институционализации.
Поднялся вал критики, как федерализации, так и таких терминов как Малороссия и Новороссия. Ураган уничижительных интерпретаций, оскорбительных аналогий.
А зря, дорогие политики унитаристы и примкнувшая околополитическая «прислуга».
Прислушайтесь к звучанию этих новых, очень федералистских названий. Это колокол, который звонит по вам, унитаристы, по вашему желанию иметь все и всех, иметь мед, не то, что ложкой, а черпачком.
Эти новые (старые) имена Юго-востока, звучат набатом по вашему желанию уложить всех в прокрустово ложе уравниловки, такой затхло «совковой» и такой понятной, вам, малоуважаемые партийные и правительственные бонзы.
Я вам, унитаристы из вчерашнего дня, и вам дорогие читатели расскажу про новые имена.
Итак.
В названиях этнических, культурных и конфессиональных групп всегда были, есть и будут этнонимы, экзонимы, заимствованные названия.
В пределах современной Украины в соответствии с советской этнографией титульной этнической группой являются украинцы.
Однако, будем объективны. Советская этнография была сколько угодно политическим орудием, но, очень мало была наукой призванной расставить точки над I в вопросах идентичностей, субэтносов, культурных и конфессиональных групп.
В современной науке примордиальные принципы единства языка, территории и крови, считаются не то, что второстепенными, а третьестепенными. Куда важнее самоидентификация и самопозиционирование в окружающем культурном ландшафте.
По большому счету, с точки зрения современной этнографической науки украинского народа в его советском понимании не существует.
Есть группа близких по языковым, культурным и генетическим критериям субэтнических групп и культурных общностей составляющих основу населения государства Украина.
Степень близости этих групп очень разная, объединяет эти группы только наличие переходных, креолизованых форм указывающих на происхождение из общего, или родственных очагов.
В то же время, с этнографической точки зрения мы можем локализовать несколько таких очагов на территории современной Украины.
– карпатский регион
– бассейн Припяти
– бассейн Десны
– среднее Поднепровье
Все эти очаги приняли участие в формировании макрообщности которую советские этнографы называли украинским народом.
В то же время каждый из очагов имеет креольские формы с прилегающими этническими группами и общностями.
Следующим шагом в вопросе самоидентификации и самоназвания является принадлежность к культурно-исторической провинции.
Карпатский очаг культуро и этногенеза дал современной Украине Галичину и русинскую общность.
Припятьский очаг дал Украине Волынь и Полесье, это, к слову, самый древний очаг этногенеза.
Очаг на Десне и в Посемье породил Чернигово-Сиверщину и Слобожанщину.
Наконец очаг в Поднепровье сыграл определяющую роль в этно-культурогенезе украинцев из советской историографии.
Опыт пребывания всех очагов в едином раннесредневековом государстве Русь породил устойчивую форму самоназвания, люди руские, руский, которая сосуществовала в местными и региональными самоназваниями (волыняк, курянин, полещюк, галичанин).
Очаг этногенеза второй волны в Поднепровье, который образовался в 14-15 веках на границе степи и лесостепи сохранил самоназвание руский, но утратил местные формы, которые сохранились в других очагах этно-культурогенеза.
Безусловно, главной причиной тому была политическая разделенность очагов, и нарастающая конфессиональная, социально-культурная и этническая (миграции, ассимиляции, инфильтрации) разобщенность.
Можно уверено утверждать, что в той или иной мере самоназвание руский, русин, русак, в той или иной степени употребимости сохранилось до конца 19го, а кое-где и до 20го века по всей территории современной Украины.
Теперь о самом интересном, об экзонимах, то есть этнонимах , не употребляющихся местным населением или народом, в том числе и на официальном уровне, однако используемый по отношению к ним внешними сообществами.
Таких в истории населения Украины было несколько.
Начнем с того, что украинцы это самый настоящий экзоним, в наибольшей степени употребимый в период польского владычества.
То же можно сказать про экзоним малоросс, который со временем стал официальным названием русинов и руских на территории Гетьманщины, а позднее украинских (в современном толковании) губерний Российской империи.
Локальный по времени и географии экзоним черкас, был широко употребим во время формирования очага второй волны в Поднепровье, и сохранился в ряде местных топонимов.
Во второй половине 19го века начала формироваться идеологическая основа самого разного толка националистических движений, базовым самоназванием для которых очень стал польский экзоним украинцы.
Именно заметная роль выходцев из этой националистической среды сначала в событиях гражданской войны 1918-1921 годов, а затем, в реализации программ коренизации в Украиснкой УССР, привела к отмиранию терминов Малороссия и малоросс, и торжеству терминов украина и украинцы.
Теперь переходим к самому главному.
Советский период законсервировал, но не уничтожил существовавшие сотни лет этнические, субэтнические и культурные общности на территории УССР. И с обретением суверенитета каждая из этих общностей в той или иной степени ощутила в себе силы для собственной институционализации.
Не будем вдаваться в долгие объяснения и подробности, они в большинстве своем всем известны, в независимой Украине образовались три макрообщности (Западная Украина, Надднепрянщина, Юго-восток) и ряд локальных общностей (например, русины Закарпатья).
За последовавшие после обретения суверенитета полтора десятка лет, советский "украинский миф" по целому ряду причин претерпел коренные изменения, вобрав в себя архитипические образы из "западноукраинской националистической мифологии".
После этой конверсии, украинская самоидентификация, помноженная на широкое применение политических технологий формирующих в украинском обществе политические и культурные дихотомии, стала в подавляющем большинстве или неприемлемой, или не комфортной, для большинства жителей Юго-востока.
Как и в любом обществе, со временем, немалая часть жителей Юго-востока пошла по пути культурно-политического конформизма, не утратив при этом изначального дискомфорта в отношении новой, конверсионной "украинской" самоидентификации.
Такое положение вещей вызвало к жизни процессы которые вылились в поиске собственной самоидентификации жителями Юго-востока, точнее научных кругов, экспертного сообщества, интеллигенции.
Именно в таких процессах стали возникать вопросы о самоназвании, которое бы базировалось на собственной самоидентификации.
Локальные самоидентификации и самоназвания в этой ситуации, очевидно, что не могли и не могут быть общеупотребимы на Юго-востоке.
Это и стало причиной обращения в поисках самоназвания к культурно-историческим феноменам, таким как Малороссия, Новороссиия и Таврия, Слобожанщина.
Во первых, они были географически локализованы в границах нынешнего Юго-востока.
Во-вторых, политический контекст их существования напрямую связан с общим на протяжении большей части истории для жителей Юго-востока государством (Московским Царством, Российской Империей).
Исходя из вышесказанного, попытки критиковать перспективу политической институционализации при помощи терминов Малороссия и Новороссия (как обладающих наиболее широкой географической локализацией) представляются истерикой, основанной на понимании необратимости наступающих преобразований в стране.
Совершенно очевидно, что данные попытки будут продолжаться и, в конечном счете, данные термины снова станут широкоупотребимыми как в географическом, так и в культурно политическом смысле.
Наряду с необратимостью федерализации эти новые (старые) имена для Юго-востока положат начало совершенно другому прочтению государства Украина, и совершенно новой стране Украина, которая будет лучше, комфортнее и перспективнее для ВСЕХ ее граждан.