Наконец-то, первая большая выставка работ Бориса Михайлова приехала в Харьков! Нью-Йорк, Лондон, Берлин, Мюнхен, Цюрих,Париж, Амстердам… и вот – Харьков.
Признаюсь, когда шел 7 ноября на открытие выставки в ЕрмиловЦентр, не надеялся даже рассмотреть работы, которые сам Михайлов называет «карточки», «картинки». Да и как рассмотришь – огромное скопище людей, камеры, вспышки, множество знакомых и не очень, лиц – одним словом, грандиозная тусовка. Поэтому, план у меня был такой:
7 ноября – тусуюсь вместе со всеми, слушаю все, что говорит Боб для прессы и мотаю на ус;
8 ноября – иду на конференцию и слушаю доклады Пола Врумбеля, Елены Петровской, Александра Раппопорта;
9 ноября иду и спокойно рассматриваю выставку;
10-го начинаю писать. Правда, писать о Михайлове невероятно трудно хотя бы потому, что уже много чего написано и сказано. Ну да ладно…
И вот что вышло.
В активе у меня опыт личного общения с Борисом Андреичем, кое-какие познания о его творчестве и альбом фотографий, подаренный Мастером с пожеланием Добра и надписью «Спасибо за понимание!» А познакомились мы и начали время от времени общаться 5 лет назад, в год семидесятилетия Михайлова, когда наша Муниципальная галерея и клуб «Роддом» устроили в честь этого события «БобФест». Тогда я просто-напросто нашел статью Ольги Свибловой и запостил карточки оттуда с её и своими комментами в одной из соцсетей. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что Михайлов увидел этот пост и, как говорят наши «пионэры» – заценил! Причем, заценил именно за понимание и внимание. Казалось бы, что ему, уже тогда известному на весь мир Мастеру, лауреату «фотографического Нобеля» – премии «Хассельблад» какой-то там пост незнакомого человека?
Согласитесь, ценить понимание – редкое качество в наше время.
Мои заметки и в коем случае не претендуют на искусствоведческий, или культурологический анализ. Это просто впечатления зрителя, «картинки с выставки», не более. К тому же, о творчестве Михайлова написаны десятки умнейших работ, так что гугл в помощь!
Началось все с того, что вокруг Михайлова сгрудились журналисты, словно группа туристов вокруг гида.
Да так оно и было – Михайлов провел прессу по всей выставке, рассказывая о каждой из выставленных серий – «Город» (1969-79), «Наложения» (конец 1960-х – конец 70-х), «Красная серия» (1960-ые – 70-ые), «История болезни» (1997-98), «Сумерки» (1993), «Я не Я. Поиски героя» (1991), «Look at Me, I look at Water» (1998-2001)…
«Вот здесь, – говорит Борис, – я снял своего дядю. Это было время, когда я зарабатывал луриками – раскрашенными фотографиями. Была такая халтура у многих фотографов в то время – ездили по малым городам и весям, собирали фамильные карточки и раскрашивали. Получался довольно неплохой заработок». А у Михайлова вот такой еще и со смыслом лурик получилися – портрет дяди, обрамленный кусками свежего мяса. Кто не жил в то время – вряд ли поймет: мясо в ту пору было не то чтобы редкостью, но признаком некоего благосостояния.
А слева видны две девочки с алыми губками, справа – передовики производства с кумачовыми лентами на первомайской демонстрации – это «Красная серия», поясняет Михайлов.
Вот так мы прошли всю выставку. Кое-где Борис пытался было рассказать о концепции серии, потом говорил: «А ладно, пошли дальше, забыл я эту концепцию…»
Я потом очень жалел, что только представителям прессы довелось вот так пройти по выставке, а зрители остались без каких-либо развернутых пояснений, по-моему, их очень не хватает, особенно тем, кто впервые знакомится с работами Бориса Михайлова. Многое остается непонятным и непонятым. Например, вот эта серия, в которой Михайлов позирует обнаженным – то с грелкой, то с резиновым фаллосом… Что все это значит? Зачем это?
«Это поиски героя, – объясняет Михайлов. Время было такое – 1991 год, все привычное распалось. Современный герой. Каким он может быть? Вот я попробовал поэкпериментировать».
Самые дотошные акулы пера продолжили пытать Михайлова, ну, и я, конечно, же приник : Михайлов говорит интересно, просто, без зауми.
В этом разговоре прозвучала, на мой взгляд, ключевая идея Бориса. Когда журналисты спросили, что значит для него современное искусство, он ответил, что это – «Возможность дотянуться до понимания. Если ты сделал хорошую фотографию, значит, дотянулся до понимания, нашел новый вариант понимания теперешней жизни. Боль… Боль найти очень сложно. Ну, давайте вот боль сейчас снимем. Ну, давайте, попробуем. Ну как мы снимем боль? Будет гротеск. Попробуйте найти эту боль…»
Самые ожесточенные споры вызывает серия «История болезни» – «Case Study», на которой показаны харьковские бездомные, снятые в 1997-98 годах. Одни ругают за нее Михайлова, упрекают его в цинизме, дешевой конъюнктурщине, аморальности и Бог знает еще в чем; другие сравнивают эту серию с работами Босха, Веласкеса, Брейгеля…
«История болезни» – это серия из 400 фотографий. Михайлов сомневается, что ее когда-нибудь покажут в России: «…наше интеллигентское сознание остановилось на импрессионистах, оно настроено на умиление. Можно посмотреть на плохое, но так, чтобы потом умилиться. А на Западе могут смотреть на что-то с содроганием и не умиляться. Может, потому что западная привычка — содрогнулся, а потом постарался исправить, а у нас исправить нельзя»
Буквально вчера прочитал на страничке Виты Михайловой в Фейсбуке:
Борис Михайлов
Реквием
Трое из людей, фотографии которых в начале книги, через два месяца погибли. И меня, когда я снимал, не оставляло чувство, что всем им уже нельзя помочь, что это должно было случиться…
Реквием – это та форма представления, в которой они разрешали показывать себя. А может быть это дань уважения женщине, с подбитым глазом, спасшей когда-то меня?
А может это как бы взгляд в лицо трагедии, которая появляется в разных концах Земли и в разное время?
Взгляд безнадежности вынужденного скитанья.
Очень многих эта серия продолжает невероятно раздражать: «Зачем он нам это показывает?» Я думаю, что ответ довольно простой – да потому что это люди! Люди несчастные, опустившиеся, возможно, и по своей собственной вине, но люди! Думаю, что смысл этих работ Бориса выражен в библейском высказывании Авраама: "Здесь я, Господи!", в утверждении человеческого бытия, каким бы жутким в обыденном представлении оно ни выглядело. «А ты нас черненькими полюби!» Михайлов показывает человечность в условиях, казалось бы, полной её потери и невозможности.
Организаторы выставки назвали ее «Unrespectable» – «Неуважение», не знаю, почему. Возможно, в расчете на эпатаж? Не берусь судить. Меня эта выставка вовсе не эпатировала, а вызвала иные чувства и эмоции. Не самое удачное именование их – «Реквием по мечте». Когда-то русские, советские авангардисты мечтали о создании «нового человека» как главного произведения искусства. Харьков, как столица украинского авангарда тех времен, непосредственно несет на себе следы этой утопии. Авангардизм был вытеснен и смят тем, что известный искусствовед и философ Борис Гройс назвал «Стиль Сталин», а потом уточнил – “Gesamtkunstwerk Сталин” . Gesamtkunstwerk здесь больше, чем стиль – «художественная среда», или что-то вроде «мультимедиа». Михайлов застал распад этого стиля, он зафиксировал его и показал нам то, до чего дотянулся его объектив. На этих картинках все узнаваемо для тех, кто застал «Великую эпоху».
Круг замкнулся. Что дальше?
P.S.
Интересно, что "Дни Михайлова" в Харькове совпали по времени с перформансом Петра Павленского в Москве. Интересно именно тем, что современное искусство радикализуется буквально на наших глазах, становясь все более брутальным и "вызывающим", т.е., бросающим вызов спящему в самодовольстве и равнодушии обществу, временами всхлипывающему в перебранках на ставших нынче электронными кухнях.
Показателен и содержателен комментарий Олега Мавроматти, который анализирует перформанс Олега Павленского и говорит о важности контекста в нашем понимании таких вот акций, да и современного искусства вообще.
Фото: цветные – Сергей Бобок; черно-белое – Андрей Булай.