Восточная Европа упустила свои весенние достижения, а затем повторила ошибки, сделанные Западом весной.
Об этом в своей авторской колонке на НВ рассуждает Тамара Попик - научный сотрудник отделения политических и социальных наук Института Европейского университета.
***
Во время первой волны пандемии о Восточной Европе отзывались высоко. Благодаря введению очень строгих профилактических мер на раннем этапе в странах региона было значительно меньше смертей от COVID-19, чем у их западноевропейских соседей.
Некоторые утверждали, что на это была экономическая причина: страны Восточной Европы закрылись раньше, поскольку опасались, что экономика не сможет справиться, если заболеет много людей. Другие предположили, что эта восточноевропейская исключительность объясняется культурой, поскольку успех в ограничении первой волны сводится к менталитету страха и готовности следовать суровым правилам, проистекающим из коммунистической эпохи.
Но если эти факторы играли роль во время первой волны, то во второй они не оказали такого же влияния. Этой осенью в Восточной Европе ситуация с пандемией резко изменилась. Во всех странах региона наблюдается значительный рост случаев заболевания и смерти. Здесь мы рассмотрим, почему так произошло.
Фора во время первой волны
Ясно одно: Восточная Европа вышла из первой волны в конце июня в гораздо лучшей форме, чем Западная Европа. С поправкой на количество населения, как число случаев заболевания, так и смертность были значительно ниже на востоке, если сравнивать уровень смертности от COVID-19 в двух регионах.
Мы также можем сравнить, насколько ограничительными были меры профилактики заболеваний в этих двух регионах во время первой волны, используя оксфордский правительственный трекер реагирования на COVID-19 (OxCGRT). Этот инструмент измеряет строгость усилий по борьбе с вирусом по шкале от 0 до 100, где 100 является самой строгой. На графике трекера было показано, что весной в одно и то же время два региона ввели одинаковые строгие меры.
Однако, глядя на уровень смертности в двух регионах (график 1), становится ясно, что страны Восточной Европы ввели ограничения при гораздо меньшем количестве случаев заболевания и смертей. Таким образом, простейшее объяснение того, почему Восточная Европа поначалу была в намного лучшей ситуации, состоит в том, что у нее было преимущество. Страны региона ввели строгие меры, хотя страдали относительно слабо, тогда как западные страны медлили, пока положение не ухудшилось.
Этот график демонстрирует, как восточно-европейские страны воспользовались шансом и приняли быстрые меры.
Потеря весенних достижений
Наблюдая за второй волной (начиная примерно с сентября и до сих пор), мы задаемся противоположным вопросом: почему страны Восточной Европы не предприняли никаких действий, несмотря на быстро растущее число заражений и смертность?
В начале октября показатели смертности в Восточной Европе превысили западные, но ограничения в регионе, ослабленные после первой волны, все еще отставали от мер контроля, вновь введенных на Западе. В промежутке между двумя волнами Восток ослабил меры сильнее, чем Запад, и тогда был менее заинтересован в их повторном введении. Восточная Европа упустила свои весенние достижения, а затем повторила ошибки, сделанные Западом весной: выжидая, пока статистика заражения и смертей не выйдет из-под контроля, прежде чем вводить ограничения.
Чем объясняется это нежелание вновь вводить ограничения? Одно из объяснений может заключаться в том, что эти страны стали жертвами собственного успеха. Весной в Восточной Европе вирус так успешно сдерживался, что там не было ужасных сцен в больницах, как, например, на севере Италии. Это могло вызвать скептицизм в отношении серьезности пандемии. Пандемическая усталость присутствует на всем континенте и может особенно чувствоваться на Востоке, где некоторые люди, возможно, чувствовали, что попали в изоляцию напрасно.
Не все в одной лодке
Однако важно то, что внутри Восточной Европы также были серьезные различия. Вплоть до начала ноября в резком росте смертности лидировала в основном Чехия. Количество инфицированных и летальных случаев не было равномерно распределено по региону.
Что касается строгости мер контроля, то не все страны действовали одинаково. Чехия среагировала очень поздно, например, введя более строгие меры в конце октября, несмотря на то, что в течение месяца число случаев заражения и смертей росло. С другой стороны, соседняя Словакия ввела более строгие меры, несмотря на гораздо меньшее количество инфицированных и летальных случаев. Похоже, что по крайней мере некоторые страны региона извлекли уроки из своего опыта.
Однако понять, почему страны Восточной Европы решили реагировать по-другому во время второй волны, сложно. Например, разницей в экономическом развитии можно объяснить, почему относительно более богатая Чехия медлила с повторным введением ограничений (думая, что она могла бы выдержать удар большого числа заражений), но это не объясняет решение относительно более бедной Румынии сделать то же самое.
Здесь есть политическая подоплека. В Чехии в октябре прошли региональные выборы, в то время как в Румынии местные выборы проводились в сентябре, и страна готовится к национальным выборам в декабре. Избирательная политика может объяснить нежелание двух стран ввести новый локдаун — политики рассматривают это как непопулярную меру, которая также может отсрочить выборы.
Но есть одно объяснение, которое, вероятно, можно опровергнуть. Это упомянутый ранее культурный аргумент. Даже в странах, где правительства вновь ввели относительно строгие ограничения в октябре, таких как Словения и Литва, уровень инфицирования и смертности в течение ноября оставался высоким, что свидетельствует о несоблюдении правил.