Нравственная катастрофа, постигшая коллектив российского телеканала «Дождь» в Латвии после так называемой «оговорки» одного из телеведущих о содействии российским оккупантам Украины, когда-нибудь попадет в учебники журналистики как яркий пример двоемыслия, буквально въевшегося в сознание тех советских и постсоветских людей, которые даже не попытались выдавить из себя раба — хотя бы по капле.
Все мы — да и сами журналисты «Дождя», и их защитники — прекрасно знаем, что никакой «оговорки» в эфире не было, а была четко продуманная и осознанная позиция. Уже после своего эфира Коростелев дает интервью The New York Times, в котором называет российских солдат жертвами войны и, что самое главное, подчеркивает: «Я гражданин России, работающий на российскую аудиторию. Я не буду занимать позицию, которая превратит меня из российского журналиста в человека, отстаивающего интересы других людей».
Это и есть позиция — именно такая, а не какая-то еще. И такой позиции и сам ведущий, и многие его коллеги придерживались всегда. Тот же Алексей Коростелев летал в оккупированный Крым, и его после этого не впускали в Украину (впустили благодаря заступничеству одного из поклонников телеканала). Тот же Коростелев рассказывал о том, что «война может быть выгодна и Украине, и России» — тоже, наверное, «оговорка». И дело, конечно, не в одном Коростелеве. Карту России с Крымом показывал не Коростелев, в конце концов.
Поразило другое: после «оговорки» они стали оправдываться, как всегда оправдывались перед российскими чиновниками, перед всем этим тупым отребьем. И все их защитники стали лгать так же, как они всегда лгали в кабинетах. Они как приехали с дулей в карманах в мир, где принято заявлять о своей позиции открыто, так с этой дулей и живут. И заявляют о том, что думают на самом деле, только когда видят, что в их подростковую хитрость не верят. Ни в «столичной» Москве, ни в «провинциальной» Риге.
Алексею Коростелеву, наверное, кажется, что его журналистская и гражданская позиция единственно верная — вон сколько «настоящих» русских людей поддерживает его и телеканал. Но я огорчу Алексея. Его позиция — это позиция неумного и нечестного приспособленца. И те, кто его поддерживает, тоже никакие не «настоящие» русские люди.
Настоящим русским человеком был Александр Иванович Герцен, который поддержал Польское восстание, говорил о преступлениях русской армии и в результате лишился поддержки большей части своих «благонамеренных» читателей — с реформами они еще могли согласиться, но с польской свободой — никогда! Да, тиражи «Колокола» упали навсегда, но честь осталась. И если еще у кого-то остается надежда на выздоровление русского народа, то только благодаря Герцену и «Колоколу», а не Коростелеву и «Дождю».
Настоящим русским человеком был Андрей Дмитриевич Сахаров, который не боялся с трибуны депутатского съезда говорить о убийствах мирного населения Афганистана советской армией. Я хорошо помню эту вакханалию издевательства над пожилым человеком, которую устроили все эти подонки. Никогда не прощу. И, кстати, я тогда был молодым журналистом, моложе Коростелева. А формальным инициатором этой вакханалии стал украинский депутат-«афганец», будущий герой Украины, между прочим. Но мне и в голову не приходило, что я должен быть на его стороне и на стороне тех, кто затеял этот кошмар.
Нет, Алексей, я был на стороне Сахарова. И на стороне афганских женщин и детей. А не на стороне моих ровесников, которые их убивали — пусть даже они попали в чужую страну не по своей воле. И я сделал все что мог, чтобы мои читатели — а я писал тогда для комсомольской газеты — знали о моей позиции и знали, что Андрея Дмитриевича поддерживают нравственные авторитеты моей собственной страны. Моей собственной будущей страны. И, кстати, когда на меня пытались давить, я свою позицию защищал и в дискуссиях с первым секретарем ЦК партии, и в дискуссиях с первым секретарем ЦК комсомола, и в споре с председателем КГБ УССР, пытавшимся читать мне нотации. А это, простите, не латвийские чиновники наших дней. Но я не утверждал, что «оговорился». И ничего, не умер. Именно поэтому я считаю, что имею моральное право осудить и «оговорившегося», и его коллег, и его защитников.
Потому что в нужный момент я сделал, как мне кажется, правильный моральный выбор. Выбор в пользу Сахарова. В пользу Герцена. В пользу невинных жертв. А не в пользу тех, кто их убивает.
А те, кто называет себя русской интеллигенцией, веками делают выбор, противоположный моему. От Александра Сергеевича Пушкина, воспевавшего мерзавца Ермолова, и Николая Алексеевича Некрасова, посещавшего ужин в честь жуткого Муравьева-вешателя, и до молодого Алексея Коростелева, уже в XXI веке решившего, что палач — это жертва. А потом вы еще удивляетесь, что вашей культуры сторонятся, а ваши телеканалы лишают лицензии?
Да не удивляйтесь уже. Просто научитесь смотреть правде в глаза, называть черное — черным, белое — белым, жертву — жертвой, преступника — преступником, свою позицию, пусть даже самую отвратительную — позицией, а не «оговоркой». Попытайтесь хотя бы понять, что с вами не так.