Этот текст не о войне. Хотя война там упоминается, но другая. И не о политике. Хотя, что такое политика в первозданном смысле этого слова? – «Искусство жить в полисе», как считали древнегреческие мудрецы, в полисе, т.е., среди людей. Так что, судите сами, о чем этот текст.
Когда-то мне довелось жить в красном кирпичном доме на Студенческой улице, №4. Как туда попал – расскажу в другой раз. Так вот, над парадным входом там красовалось нечто вроде барельефа– надпись "1924" и следы еще чего-то, разобрать невозможно. Вход был действительно парадный – широкая мраморная лестница вела прямо к большим дверям квартиры, в которой жила безумная тетя Вера. Говорят, она как-то шла за молоком на Бассейную, замечталась и провалилась в канализационный люк. С тех пор, как утверждали соседи, тронулась умом. Но я ни тогда не понимал, ни сейчас не понимаю, в чем ее безумие – она всегда была приветлива и улыбалась, очень любила своего внука, толстого, розовощекого рыжего Мишу. Его мы, злые жестокие дети шестидесятых годов прошлого века, называли Сосиска. Он не обижался.
В этом доме жил еще один безумец. Его звали дед Шандро. Честно говоря, он мне как-то не запомнился. Зато запомнилось то, что все в этом доме его уважали, хотя он был вовсе не симпатичный и не приветливый. Рассказывали, что когда пришли немцы в Харьков, дед Шандро быстро сообразил, что к чему, взял в руки молоток, приставил к парадному входу лестницу и ночью, забравшись вверх, сбил надпись, которая была над цифрами «1924». А надпись была такая "Дом коммуны". Дед Шандро решил, что немцы могут, прочитав эту надпись, подумать, что там живут одни коммунисты и всех расстрелять. Не знаю, пострадал ли кто из жителей Дома коммуны, но сам Дом уцелел и стоит до сих пор.
Была б моя воля, я бы там повесил памятную мраморную доску с благодарностью деду Шандро.
Теперь в этом доме живут совсем другие люди. И уже никто не помнит ни деда Шандро, ни детскую писательницу – старую большевичку с маленькой собачкой; ни Барыньку, ни ее сына Аркашу-зубного техника; ни Жеку Долкарта по кличке Доллар; ни вора Симу с опухшим достоинством; ни братьев Михлиных, папа которых сидел за торговлю собственноручно изготовленными босоножками, ни Колю, который, выпив, почему-то рассказывал всем, что ел человеческую челюсть; ни Дору Соломоновну и ее внучку Софочку и их соседа дядю Васю, машиниста паровоза и убежденного бытовика-антисемита, ни толстого Павлика, с которым мы показывали цирк… А вот они все знали, кто такой дед Шандро!
P.S. Если вам есть что вспомнить и рассказать о ваших харьковских двориках и людях, их наполнявших в дни мира и в дни войны – пишите сюда.
