После неудачного контрнаступления Украина должна смириться с новой реальностью, пишет Der Spiegel.
Великая спецоперация, которую президент России Владимир Путин начал против Украины, длилась уже 21 месяц, конфликт, подобный которому Европа не переживала с 1945 года. За это время произошли драматические, неожиданные повороты.
Темные дни в начале, когда существование Украинского государства было под вопросом; героическая оборона Киева; освобождение Херсона осенью. Этим летом началось долгожданное контрнаступление, которое, как ожидалось, должно было привести к решающему прорыву.
Теперь, когда начинается вторая зима, ясно: надежды на новый поворот событий оказались напрасными. Конфликт превратился в позиционную, главнокомандующий Вооруженными силами Украины недавно открыто говорил о «патовой ситуации».
Лишь с большими потерями стороны могут немного сдвинуть линию фронта. То, что военные эксперты знали уже давно, общество теперь подозревает: эту спецоперацию невозможно закончить быстро военным путем. Это может длиться годами.
Время после конфликта отошло вдаль, на горизонте появилась обманчивая полоса надежды.
Теперь возникают новые вопросы: как общество справляется с этим разочарованием? Откуда она черпает силы и волю, необходимые для того, чтобы выдержать долгое противостояние? Объединена ли она политически? Конфликт их ослабил или усилил?
Тот, кто путешествует по стране в поисках ответов, найдет не одну, а несколько реалий – в зависимости от того, насколько спецоперация определяет жизни людей. Путешествие начинается на Дальнем Востоке страны, на фронте, где борьба за выживание берет на себя все. И это заканчивается в Киеве, где противостояние кажется далеким, а политический конфликт мнений вернулся в парламент и общественность.
То, что угрожает Украине, уже давно является реальностью в Нью-Йорке (город в Донецкой области) и по всему Донбассу: бесконечное противостояние. Нью-Йорк находится на передовой с 2014 года, за которым начинается «Донецкая Народная Республика», территория, контролируемая Москвой.
Стрельба так и не прекратилась полностью. Но жители научились жить. Завод по производству фенола работал, и с небольшого вокзала ходили региональные поезда. Вы могли бы поехать с фронта на работу в ближайший большой город.
Это закончилось с февраля 2022 года, конфликт больше не тлеет, он бушует. Линия боя практически не изменилась. Удивительно то, что в Нью-Йорке до сих пор есть кафе, целых два.
Здесь есть клумбы, небольшая поликлиника (открыта каждое утро) и продуктовые магазины, где можно расплатиться мобильным телефоном. Вода есть, по крайней мере в центре. В баптистском молитвенном доме проходят службы. Детей просто нет. Власти приказали их эвакуировать, жизнь здесь для них слишком опасна.
Даже в Нью-Йорке, на крайнем восточном краю свободной Украины, представлен весь спектр мнений.
По сравнению с 2014 годом Донбасс стал более украинским, как и вся страна. Украина если и разделена, то не между регионами, а между отдельными людьми. Одна бабушка приносит украинским солдатам молоко, другая шепчет им вслед ругательства.
Полтора часа езды — город Славянск. Славянск перешел на другую сторону. Это оживленный город с красивыми домами царской эпохи. Вы повсюду видите солдат. Они сидят в кафе или прогуливаются по рынку с многочисленными военными магазинами. За несколько евро можно купить нашивки на форменную куртку с надписями вроде «Ад был полон, поэтому я вернулся» или силуэтом танка «Леопард-2».
Война принесла в город деньги. Девять лет назад этот город был оплотом лояльных Москве сепаратистов. Российский фсбшник Игорь Гиркин взял их под свой контроль в апреле 2014 года всего с 50 вооруженными людьми и тем самым (как он позже с гордостью заявил) «запустил маховик спецоперации».
В Славянске было много людей, болевших за россиян. Все, кто попадался им на пути, оказывались в подвале здания спецслужбы или были расстреляны.
Девять лет спустя настроения в Славянске другие. Как и вся страна, Славянск стал более украинским. И здесь живут все те же люди.
В Славянске можно сделать два вывода. Первый вселяет надежду: это способность политической системы реинтегрировать утраченные за это время территории и вернуть себе их жителей. Город находится на правильном пути. Поскольку прошлой осенью украинская армия смогла отбросить русских к северу от Славянска, многие из бежавших жителей вернулись. Кафе открыты, установлены новые окна.
Второй инсайт в Славянске дает меньше надежд. Город процветает, потому что это тыловая база армии, расположенная примерно в 25 километрах от фронта. Он унаследовал эту функцию от бывших прифронтовых городов, ныне снесенных Россией, таких как близлежащий Бахмут. В Славянске все также закончится?
«Здесь придется построить огромную стену, как когда-то на окраинах Римской империи», — говорит местный житель. «И вступить в НАТО с оставшейся территорией. Боюсь, в противном случае мы проиграем в долгосрочной перспективе», — отмечает он.
Окопаться, занять оборонительную позицию, отказаться от попыток вернуть утраченные территории — мало кто думает так, как он вслух.
Украинское общество не ставит под сомнение цель победы над Россией. Психологически это понятно. Тот, кто сражается как Давид против русского Голиафа, должен верить в победу, иначе он должен оставить бой.
Но руководство президента Владимира Зеленского породило ложные ожидания. В апреле представитель президентской администрации заявил, что Крым будет взят под контроль через шесть месяцев, а следующее интервью может быть проведено там же, на набережной Ялты. Он говорил о «математически обоснованном оптимизме» с украинской стороны и иллюзиях с российской стороны.
Победа Москвы столь же маловероятна, «как если бы Северная Корея могла победить Бразилию со счетом 7:0 на чемпионате мира».
Сейчас становится ясно, что контрнаступление не принесло ожидаемого успеха и что надвигается противостояние на истощение.
«Почти мессианская» уверенность Владимира Зеленского в победе беспокоит даже его собственную команду, согласно критическому портрету, опубликованному в американском журнале «Time» в конце октября.
Писатель Саймон Шустер, который в течение нескольких месяцев пользовался эксклюзивным доступом к команде Зеленского, написал о президенте: «Он обманывает себя», с разочарованием говорит мне один из его ближайших советников. «У нас нет вариантов. Мы не побеждаем. Но попробуй сказать ему это».
Вскоре после этого командующий армией Валерий Залужный признался в журнале Economist, что наступила «патовая ситуация», позиционный конфликт, подобный Первой мировой войне. Он недооценил, какие потери готова была принять Россия.
Упрек поступил из администрации президента. Зеленский возразил: «Нет такого понятия, как тупиковая ситуация». А как насчет уверенности в победе в армии? Иван пошел добровольцем в начале конфликта, но сейчас он один из тех, кто хочет мирных переговоров.
«Это психологически сложно. Переговоры с Россией не будут ничьей: мы потеряли слишком много территорий и слишком много людей. Это было бы признанием поражения», — резюмирует он.
Ивана только что перевели в новую часть в глубинке Запорожской области. Он спросил своих товарищей, что они думают о прекращении огня. Он был удивлен. «Они уже воевали в Бахмуте и Изюме, некоторые получили серьезные ранения. Костяк нашей армии составляют пожилые мужчины из села, в армию не призывают никого моложе 26 лет. И ни один из них не был за мирные переговоры! Но при этом все говорили: я больше не хочу драться. Теперь очередь других».
Строгую позицию Зеленского — никаких переговоров с Россией до тех пор, пока не будут освобождены все территории, включая Крым, — поддерживает большинство людей, даже тех, кто сам устал от боевых действий. «Окончить войну без победы означало бы, что они напрасно пожертвовали своим здоровьем и напрасно погибли их товарищи», — подчеркнул Иван. Даже если бы Зеленский захотел, он не мог бы просто отказаться от своей прежней позиции. Но найти необходимых солдат становится все сложнее.
Современный «Интерсити» соединяет Славянск со столицей менее чем за семь часов. В креслах дремлют пожилые мужчины в военной форме. За окном в вечерней темноте пролетает центральная Украина, поезд останавливается на станциях с известными названиями.
Полтава, где царь Петр I разгромил армию шведов и днепровских казаков. Миргород, откуда родом Николай Гоголь, который писал по-русски о своей украинской родине и не хотел решать, украинец он больше или русский. Сегодня война требует ясности.
По бортовому телевидению крутится рекламный ролик «Украинский – язык победы!» Телеведущий восторженно рассказывает, что, будучи русскоязычным, ему удалось полностью перейти на украинский язык всего за полтора месяца. Похоже, он говорит об успешной диете.
Женщина пропагандирует перемены словами: «Победи врага! Победи себя прежнего!»
Практически можно услышать, что Украина стала более украинской после начала конфликта с Россией. Украинский язык находится на подъеме. Этому способствовало государственная политика, социальное давление и тысячи и тысячи личных решений. Он язык идентичности. До сих пор так было в больших городах востока и юга и даже в столице Киеве: украинский язык был языком политики, власти, школ, средств массовой информации и рекламы. Но в основном можно было услышать, как люди говорят между собой по-русски. В последнее время люди в центре Киева говорят между собой по-украински не меньше, чем по-русски.Украина остается фактически двуязычной – или даже трехъязычной, если считать «суржик», обычной смеси русского и украинского языков. Но баланс меняется. Игорь Терехов, мэр русскоязычного Харькова, является самым известным политиком страны, который оставался публичным на русском языке после российского вторжения.
Харьков – второй по величине город страны, всего в 30 километрах от границы с Россией. Именно благодаря Терехову город не был захвачен русскими в первые недели. Президент Зеленский даже объявил Харьков «Городом-героем Украины». Тем не менее мэра оштрафовали за то, что он вел свой аккаунт в Facebook на русском языке.
Нелегко быть мэром Харькова, даже без офицера языковой полиции, раздающего штрафы из безопасного Киева. Терехов сменил свой аккаунт в Facebook на украинский. Также в интервью он внезапно переключается на украинский, когда встает вопрос о языке. Затем он говорит немного медленнее. «Сегодня в Харькове гораздо больше людей говорят на украинском языке, чем раньше, — говорит он сам. — Чтобы показать врагу, что мы — единая нация.
Каждый, кто возвращается в Киев из Харькова или Славянска, чувствует себя так, будто приехал в мирное время. На удивление мало военных. На улицах пробки, кафе переполнены, а когда объявляется воздушная тревога, почти никто не ускоряет шаг.
В нижнем городе как всегда вращается красочно подсвеченное колесо обозрения. Комендантский час действует только с полуночи.
В Киеве война отходит на второй план, как минута молчания по радио каждое утро или военные билборды на обочинах дорог. Противостояние больше не душит город, как это было в начале вторжения или прошлой осенью, когда была перегружена противовоздушная оборона. Если приложить немного усилий, можно на время забыть о ней — даже если новые атаки на энергосистему грозят с наступлением зимы.
Мэр Виталий Кличко занимает свой кабинет в киевской мэрии, великолепном здании сталинской эпохи на Крещатике. На полу стоят макеты фигур фонтанов, а на стене висит проект пешеходного моста для парка на Днепре. Это те вещи, над которыми Кличко предпочел бы работать.
«Противостояние — это выживание», — подчеркивает Кличко. «Ситуация лишила меня самого большого удовольствия — модернизировать этот город, привести его к европейским стандартам».
Когда он асфальтирует дороги или укладывает новую брусчатку, люди говорят: «Лучше бы эти деньги потратили на армию». Критика исходит и от самого президента.
Казалось бы: оборона Киева и Украины сплотила страну. Но за полтора года, прошедших с момента вторжения, не было ни одной встречи или телефонного разговора с президентом Зеленским, говорит Кличко. А ведь между киевской мэрией и офисом президента всего несколько сотен метров.
Украина — это и страна, которая удивительно едина в своем сопротивлении. И страна, в которой политические разногласия не преодолеваются даже во время конфликта.
Кличко видит, что Украина находится на пути к авторитаризму. «В какой-то момент мы перестанем отличаться от России, где все зависит от одного человека», — утверждает он. «Сейчас есть только один независимый институт, но на него оказывается огромное давление: местное самоуправление».
Эта тема близка сердцу Кличко: он возглавляет Украинскую ассоциацию городов. В нескольких крупных городах избранные мэры были сняты по решению суда — например, популярный глава Чернигова за нецелевое использование служебного автомобиля.
«В первые месяцы войны страна была без лидера, царил откровенный хаос. И мэры играли ключевую роль как лидеры общественного мнения, в обороне городов, в помощи военным», — сообщает Кличко. Но в администрации президента считают мэров «атавизмом», просто препятствием на пути централизации властных структур в стране.
Демократия под серьезной угрозой? Кличко молчит четверть минуты, как будто готовит сложный ответ, поджав губы. Затем он просто говорит: да. Но, добавляет он, «превратить Украину в авторитарное государство вот так просто практически невозможно». Украинцы слишком свободолюбивы для этого».
Кличко — не единственный, кто жалуется на авторитарные тенденции. «В Украине есть ровно два человека, которые принимают все решения: Президент Зеленский и глава его президентской канцелярии Андрей Ермак», — считает оппозиционный политик Алексей Гончаренко. Сейчас Гончаренко похож на актера, у которого отобрали сцену.
Из соображений безопасности заседания Рады больше не транслируются в прямом эфире, а только после и поздно вечером. Гончаренко теперь сам транслирует свои выступления, что очень раздражает председателя парламента.
Телевидение также больше не используется в качестве сцены. С начала конфликта почти все каналы транслируют стандартную новостную программу, в которой критика президента и политические споры — редкость. И даже если Гончаренко хочет выступить за границей, ему теперь приходится обращаться к главе парламента за разрешением на выезд — во время противостояния представителям не разрешается просто покидать страну. Иногда он не получает разрешения.
«Руководству нравится, что нет критики и что оно контролирует часть СМИ. Конечно, все руководство в мире хотело бы этого», — подчеркивает Гончаренко.
Украинская политика превратилась в своего рода шоу одного человека. Президент Зеленский обращается к народу в ночных видеообращениях и пользуется большей популярностью, чем любой украинский президент до него. По данным опросов, в октябре 2023 года три четверти украинцев все еще доверяли ему — парламент набрал жалкие 21 процент.
Есть только один человек, который так же популярен, как он: начальник армии Залужный. Если бы были президентские выборы, Зеленский, несомненно, победил бы на них. И Гончаренко намекает, что они действительно думают о новых выборах в президентский кабинет, чтобы воспользоваться нынешней популярностью. Даже несмотря на то, что действующее законодательство не допускает выборов в условиях военного положения, а Зеленский недавно заявил, что для выборов «не то время».
Правда, некоторые депутаты Рады считают, что в состоянии войны парламент работает лучше, чем раньше. «Наконец-то не так много спамерских законопроектов», — считает один из оппозиционных депутатов. Он имеет в виду те, которые больше направлены на саморекламу, чем на решение проблем.
Конфликт ускорил работу. Он убрал препятствия с пути и создал новое давление на реформы; внезапно приблизил мечту о вступлении в ЕС. Но противостояние также является предлогом и соблазном для того, чтобы избежать реформ.
Давление на правительство и парламент исходит от Запада, от которого Украина зависит больше, чем когда-либо. Но оно также исходит снизу, от ее собственного народа. Это ограничивает дрейф в сторону авторитаризма.
С начала противостояния в Киеве стало модно носить футболки с патриотическими надписями. На одной из них есть надпись: «Центр принятия решений». Она высмеивает риторику Кремля, согласно которой атаки России на Украину направлены не на мирных жителей, а на якобы «центры принятия решений» военных.
Но это также имеет и серьезный смысл. Те, кто его носит, с гордостью говорят: «Со мной нет диктатуры. Я помогаю принимать решения».
Чем дольше длится конфликт, тем острее встает вопрос о справедливости. Возможно, это самая чувствительная разделительная линия, проходящая через Украину: линия между мирными жителями и солдатами. С одной стороны, много угрызений совести, с другой — много гнева. Об этом размышляет известный адвокат и ветеран Маси Найем.
В феврале 2022 года, он сразу же записался добровольцем. В июле 2022 года он был тяжело ранен. Когда он пришел в сознание, у него отсутствовал правый глаз. Ему требовалось время, чтобы восстановить волю к жизни.
«Конечно, тяжело, когда видишь мирных жителей, сидящих в кафе в Киеве. Иногда я спрашиваю себя: почему я вижу только одним глазом? Почему я потерял обоняние?» Но, он подчеркивает: «Это человеческое желание — жить и сидеть в кафе вместо того, чтобы убивать. Если люди в Киеве могут сидеть в кафе, значит, украинская армия хорошо выполняет свою работу».
Его поразило безразличие, с которым государство относится к ветеранам. То, что ветераны с костылями вынуждены часами стоять в очереди за справкой для непонятной бюрократии. Ни один врач или сиделка ни разу не поинтересовались, как он справляется после ранения. «И в то же время люди пишут прекрасные посты в Facebook о героях, потерявших ногу, и о том, что мы все любим военных».
Найем основал организацию по поддержке ветеранов. Но сам он продолжает воевать в армии. И он один из немногих людей в Украине, кто без иллюзий говорит об очень, очень долгом противостоянии.
«Мы не победим через год и не победим через два года. И я их удивляю: Мы не победим и через пять лет». Это прозвучало мрачно, но на самом деле все было не так. Если конфликт длится долго, значит, и жизнь нельзя откладывать на послевоенное время. «Мы должны научиться быть счастливыми даже в это время».
