Более 130 человек в рамках Минских договоренностей самопровозглашенные республики отдали взамен на боевиков. Но обмены еще будут продолжаться, заверяют силовики.
Харьковчанин Алексей Антипов пробыл в плену боевиков четыре месяца. Вернуться домой повезло раньше, чем освобожденным на днях ребятам, — в конце декабря. Экономист по специальности, Алексей добровольцем записался в батальон «Донбасс», несмотря на то что в армии не служил по состоянию здоровья. Однако убедил медкомиссию, что служить готов, поставил маму перед фактом и в начале лета оказался в части на востоке страны. Затем был Иловайский котел и долгие четыре месяца плена.
– 29 августа при выходе из Иловайска нашу колонну обстреляли. Обороняясь, нам удалось пробраться в село Красносельское. К вечеру российские войска предложили сдаться в плен, продолжая обстреливать, нагнетали обстановку, – вспоминает Алексей Антипов. – Мы согласились сдаться только к вечеру следующего дня, при этом потребовали от них слово офицера, что нас не передадут ДНРовцам. Слово нам дали, но на следующий же день его нарушили – так мы оказались в руках боевиков так называемой ДНР.
Ребят перевезли в здание донецкого СБУ. Там Алексей пробыл с 31 августа по 16 октября.
– Это был подвал, в который не поступали ни солнечный свет, ни свежий воздух. Жили впроголодь – два раза в день получали пайку: полтора черпака ячневой каши и десятую часть хлеба, – рассказывает парень. – За полтора месяца пребывания в здании донецкого СБУ стали похожи на скелетов. Помимо пыток голодом, к нам применялось психологическое и физическое давление. С некоторыми ребятами ДНРовцы «общались» с особым пристрастием – у кого-то были сломаны ребра, кто-то кровью ходил в туалет.
Били всех, Алексею повезло, его – несильно.
– Одно из испытаний было таким – заставляли раз 500 присесть. Учитывая полуголодное состояние, некоторые из ребят в обморок падал. Тем же, кому удавалось закончить «упражнение», ДНРовцы били со всей силы наотмашь дубинкой по разогретым после приседания мышцам ног. После этого ноги болели так, что встать даже с нар было трудно, – говорит Алексей.
По словам бывшего пленного, большинство охранявших армейцев людей общались исключительно на блатном жаргоне и матом.
– А на допросах, судя по манере общения, с нами работали квалифицированные специалисты, скорее всего, бывшие украинские силовики. Однажды довелось пообщаться с россиянином – его выдавал акцент и нашивка российского флага на военной форме, он пытался нас завербовать для работы на сепаратистов, – признается Алексей. – Психологический прессинг практиковался постоянно. Однажды на допрос вызвали одного из наших офицеров и через него передали требование к пленным сформировать взвод добровольцев, который будет воевать за их ДНР. Если подразделение сформировано не будет – всех расстреляют. Добровольцев среди нас не оказалось, но на расстрел никого не забрали.
В октябре пленных вернули в Иловайск.
– 15 октября зашел один из охранников и сообщил, что нас отправят на восстановительные работы в Иловайск. Поскольку мы воевали в тех местах, опасались – как к нам отнесутся местные жители и вояки, но оказалось, что переживать не стоит. У иловайских ДНРовцев сложилось о нас хорошее мнение во время боев. К тому же когда в августе к нам в плен попадали их представители, мы вели себя с ними по-человечески, их собратья по оружию это знали и отвечали нам тем же.
Иловайский плен Алексей называет даже «пятизвездочным»: тут их не били, не угрожали, не оскорбляли, кормили досыта.
– Мы разгребали строительный мусор. В основном это было нужно для российских телеканалов, которые снимали нас для своих новостей в фас и профиль. Больше всего запомнилось первое общение с российскими СМИ: еще в здании донецкого СБУ нас построили в шеренги, охранники передернули затворы автоматов для острастки и дали команду всем опустить головы. А затем на «Лайфньюсе» вышел сюжет о том, как «украинским карателям» стыдно за свои действия, – с иронией вспоминает «донбассовец». – В Иловайске журналисты отрабатывали на нас провокационные вопросы: «Вам стыдно за то, что убивали мирное население?». Мы пытались объяснить, что не делали этого, но понимали, что наши ответы в эфир никогда не попадут.
Сбежать из донецкого плена ребята даже не мечтали.
– В Иловайске можно было попытаться это сделать, но бежать всем не получилось бы, а подставлять ребят под пули и бежать поодиночке было бы несправедливо, – поясняет парень. – Нам сразу сказали, что если будет попытка к бегству, поменяется комендант Иловайска, который к нам лояльно относился, и вместо него пришлют человека из Донецка.
В Иловайске ребята жили на первом этаже двухэтажного здания, входящего в комплекс местного райотдела милиции. Отапливалось помещение буржуйкой. Спать приходилось на импровизированных нарах из ящиков из-под снарядов для «градов», застеленных фанерой или картоном. Укрывались теплыми вещами из «гуманитарки».
– В Донецк тоже приходила гуманитарка, но от нее нам доставалась треть. В Иловайске нам отдавалось все – никто даже пачки сигарет оттуда не «дернул», – отмечает Алексей Антипов. – В Иловайске я встретил ДНРовцев, которых хотелось бы видеть в украинской армии: они знали, что такое офицерская честь. Среди местных бойцов было немало разочаровавшихся в ДНР. Они сетовали, что на руководящие должности в их «республике» лезут сейчас те, кто приветствовал Россию в апреле прошлого года, но когда начались боевые действия, сбежали, а теперь возвращаются. Но, конечно, из-за российской пропаганды, большинство населения поддерживает самопровозглашенную республику.
Одним из самых тяжелых испытаний для Алексея в дни плена было переживание за родных.
– Я понимал, что раз снимает телевидение, значит убивать не будут, а воспользуются как живым товаром. И наше освобождение — вопрос времени, – делится бывший пленный. – В то же время я понимал, что для мамы это очень тяжелое бремя. Пока меня не было, родных поддерживали товарищи по Евромайдану. Я в свою очередь старался найти максимум возможностей, чтобы позвонить домой.
В донецком плену сделать это удалось один раз — 4 сентября. А вот в Иловайске, когда ребят водили на работы, местные давали пленным мобильный, чтобы связаться с родными.
– Поначалу ДНРовцы воспринимали нас как некое исчадие ада. Мы тоже их немного демонизировали. Но когда на поверку оказалось, что ни у нас, ни у них нет рогов и копыт, а все мы – обычные люди, стали относиться друг к другу более человечно. К слову, наши противники ценили то, что мы пошли воевать за идею, – отмечает Алексей. – Для них было удивительным открытием, что 90% ребят, попавших в плен, говорят на русском языке. Они были убеждены что против них воюют исключительно националисты и фашисты в нацистских наколках. Кстати, первый вопрос, который мне задали: «Как мне с русской фамилией Антипов воюется в бэндэровской армии?» Я ответил, что служу в украинской армии, о бэндэровской ничего не знаю.
Общаясь с местными жителями, Алексей много узнал об их настроениях.
– Мне кажется, что если сейчас отправить в отставку Захарченко и иже с ним, с жителями Донецкой и Луганской областей можно было бы договориться и жить мирно, передав им часть полномочий, о которых они просят, – считает парень. – Люди там не любят Киев и правительство Украины не только потому, что оно, по их мнению, ущемляло их интересы, а еще и потому, что российская пропаганда хорошо там поработала. Так, один ДНРовец рассказал, что в апреле администрации всех крупных предприятий в регионе собрали сотрудников и сказали, что по рекомендации Киева люди на работе должны разговаривать на украинском. Естественно, народ это возмутило, им было невдомек, что это манипуляция, и такого распоряжения никто не давал. Применялись и другие «меры», к примеру, люди одетые в форму с нашивками «Правого сектора» нарочито нагло вели себя на улицах города, возмущая тем самым мирное население. Объяснить людям, что это ряженые, было невозможно.
По словам Алексея, есть у самопровозглашенцев претензии и по экономическому положению в Донбассе, хотя местные жители понимают, что на их труде зарабатывали местные воротилы.
– Один мужчина поведал о такой схеме. В 2013 году он работал на «копанке» на нелегальной шахте, где была организована работа в четыре смены, в каждой – по четыре человека. За смену добывалось 20 тонн угля (за 1 тонну платили 100 грн.), а хозяин «копанки» получал с каждой тонны около 900 грн. Весь уголь, добытый на копанке, шел не потребителю, а на действующую официальную шахту, там его оформляли как добытый на шахте, и хозяин «копанки» получал еще и 300 гривен государственной дотации за каждую тонну. О каком благополучии страны может идти речь, когда работают такие схемы?
В свое время Алексей увлекался психологией, поэтому понимал, как не сломаться в такой ситуации и не впасть в депрессию.
– Старался думать не о вчерашнем или сегодняшнем дне, а мечтать о будущем, причем о каких-либо бытовых благах: какой ремонт сделать дома, какую мебель купить, какие книги прочесть и куда поехать путешествовать. Это помогало, – признается военный. – Ребята тоже держались мужественно, бывало, кто-то срывался, но мы старались не допускать конфликтов.
Надежда на освобождение не оставляла бойцов «Донбасса».
– Сначала мы думали, что нас освободят через несколько дней. Потом рассуждали, что вернемся домой к президентским выборам в октябре. А когда перевезли в Иловайск, нам сказали, что будем дома к Новому году. Так и получилось — 26 декабря нас обменяли. Хотя на сегодняшний день в здании донецкого СБУ находится еще восемь моих товарищей, – говорит Алексей. – После обмена нас довезли до Чугуева, а затем самолетом отправили под Киев в воинскую часть, откуда мы отправлялись в АТО. 28 декабря вечером вернулся в Харьков.
Сейчас Алексей Антипов — резервист Нацгвардии. Он проходит медобследование в госпитале, но заверяет, что намерен защищать родной город.