Российская история, ее прихотливые извивы, ее непохожесть на истории других народов, – в чем она? Где суть этой необычности, оригинальности? Я не большой знаток всего этого, но интуиция подсказывает мне, что корень русской самобытности нужно искать во взаимоотношениях между народом и государством. Поездив по миру, я нигде не встречал выраженную настолько явно и по-детски непосредственно ту концепцию государства, которую исповедует русская ментальность.
Безусловно, я встречал различные формы авторитаризма и патернализма. Я был в Чили, когда еще не до конца была ликвидирована диктатура Пиночета. Я бы в Маньяме (Бирме), когда там правили военные. Я был в постсоветских республиках – Казахстане и пр. Мои друзья, бывавшие в Северной Корее, живо рассказывали мне о том, как там выглядит государство, построенное на идеях чучхе.
Все перечисленные государства либо являются жалкими эпигонами российского концепта, либо исповедуют теорию сильного государства как временной меры по преодолению кризиса. Эти вторые свою легитимность черпают в целях, которые они собираются достичь, а достигнув – трансформироваться в традиционную демократию.
И лишь русская концепция государства в такой легитимизации не нуждается, поскольку за несколько веков своей трансформации она теперь уже ему не нужна. Теперь, даже тогда, когда Россия на своих знаменах пишет строительство демократии, т.е. установление примата прав индивида над интересами государства, она подмигивает народу и как бы говорит ему (да и всем окружающим): не обращайте внимания. Это мы так, шутейно про демократию говорим. На самом деле у нас задача построить могучее, великое государство. Огромное по территории, с невероятным военным потенциалом, с отмобилизованным, готовым к подвигам народом, с бодрой, здоровой, патриотичной молодежью. Государство монолитное, неподверженное рефлексии, государство социального оптимизма и всесокрушающей мощи.
И эта мечта живет в сердцах большинства россиян. Она органична, она очевидна для них как воздух, как глоток чистой, родниковой воды. Всякое другое представление о государстве они искренне считают слюнтяйством, разложением и упадком. Более того, вот начни сейчас говорит с кем-нибудь из них об этом, они искренне удивятся: а разве не все народы так? Разве не все народы хотят иметь мощное и сильное, сплоченное и монолитное, а?
В моем представлении, уникальность российской ментальности заключается в том, что именно в ней глубже всего пролегла пропасть между народом и государством. У нас государство многовековыми усилиями огромного количества окологосударственных идеологов, теоретиков и практиков оторвалось от нормального представления о нем, как об организации, созданной народом для обслуживания его (народа) интересов, и превратилось в самостоятельную сущность.
Оторвавшись от первоначального, подчиненного положения, государству потребовалась легитимация в новом, независимом от народа качестве. Возникли всевозможные виды священности, сакральности, таинственности. Народ сам дописывал картину этого культа, придумывая своим вождям несуществующие доблести и изобретая дикие ритуалы поклонения им.
Поклонение государству как независимому от народа, самостоятельному, «объективно существующему» субъекту, стало все больше напоминать разновидность религии. Разумеется, что эта новая религия не могла мириться с существованием рядом с ней других старых, традиционных культов. Долгая борьба с ними привела к возникновению уникальной разновидности христианства – русскому православию, которое интересы государства ставит выше христовых заповедей.
Больше того, и остальные конфессии были подмяты государством под себя. И официальный ислам (всякие другие его течения объявлены экстремизмом) и даже вечно гонимый именно в силу своей ортодоксальной непреклонности (Яхве – превыше всего, а государство у евреев может быть только одно и мы знаем где оно) – иудаизм.
Превратившись в полноценную религию, российская ересь государствопоклонничества обрела все: и ритуалы и священные символы (дорогие сердцу каждого россиянина) и свой клир (различные варианты Коммунистической Партии Государственной Безопасности). До прихода Путина этому божку еще требовались какие-то мирские костыли для обоснования своего существования (например, строительство коммунизма, после которого государство отмирает). Теперь же ему вообще ничего не нужно: государственный интерес, государственная безопасность, непогрешимость государства и его приоритет надо всем тварным миром не требует обоснования: государство-бог само стало мерилом всех вещей.
Как всякий нормальный культ этот культ требует жертвоприношений. Очевидно, что чем богаче и обильные жертвы на алтарь этого бога, тем больше он расположен к тем, кто эти жертвы приносит. Нет ничего лучше для такого бога, чем человеческие жертвоприношения. Совершенно слюнтяский отказ авраамических религий от человеческих жертвоприношений тут же был счастливо исправлен: человеческие жертвы стали повседневной практикой.
Но этот новый бог капризен! И как всякий бог – не признает людского суда. И не собирается жить по законам, которые он написал для своих адептов. Убивать нельзя? Конечно – нельзя. Но это вам – людям. А мне – можно. Красть – нельзя? Конечно нельзя. Всем, кроме меня. Государству можно многое, чего нельзя смертным: вмешиваться в личную жизнь, лишать свободы, клеветать, врать, пытать, отнимать детей у матерей, решать за людей как и с кем им жить…
Его жрецы придумали себе множество всевозможных знаков, отличающих их от простых державников-идолопоклонников. У них есть привилегии, которых нет у паствы. И среди них – главная привилегия: не опускаться до объяснений своих действий. Это суть любой религии: как только жрец снисходит до объяснения тех или иных своих действий, мгновенно пропадает сакральность и таинственность. Религиозный экстаз сменяется мещанским критицизмом и великий жрец на поверку оказывается банальным жуликом. Как Каиафа и Анна, которые приговорили Христа к казни лишь из-за того, что он разрушил их бизнес по торговле жертвенными животными и по конвертации денег в монету Храма.
С этих позиций и напали на меня критики моих постов про войну: я посмел поставить под сомнение осмысленность жертв, которые понес народ во Второй мировой войне. И более того: я посмел высказать мысль, что богу-государству наплевать на своих подданных. Я не восхитился неизмеримой благодатью государства, которое в милости своей снизошло до погрязшей в грехах паствы (а за грехи-то ей и наказание: веры в коммунизм было мало) и прислало полумиллиону голодающих детей два грузовика мандаринов.
Разумеется. я читал «Блокадную книгу». Разумеется я все помню. (О чем я и написал в своем посте). И я нигде в своих постах не ставил под сомнения «мандариновый» эпизод. Меня лишь возмутило то, что в «Блокадной книге» про мандарины – едва три странички. А остальные тыща – про смерти и голод. А тут, в учебнике – про смерти и голод – три слова! А остальное, про бога, который в благости своей не забыл детишек и прислал им мандарины – один мандарин едва ли не на сто умирающих от голода детей…
И ведь понятно, почему такая диспропорция. Она ведь для чего? Для того, чтобы люди не боялись умирать за государство. Ведь вот прочитает ребенок эту галиматью в учебнике и что он подумает? Он подумает: какое хорошее государство, оно о нас заботиться! А что такое голод я знаю: мы с папой однажды за грибами ходили и забыли взять с собой бутерброды. К концу дня мы проголодались очень сильно, и мама дома нажарила нам грибов с картошкой… Вкуснятина! А тут еще мандарины! Война и голод – это не страшно! Это, даже, наверное, весело! Главное я знаю: чтобы не случилось, государство обо мне позаботиться и в обиду меня не даст. Как вон тех детей в блокадном Ленинграде… Нужно быть верным государству, тогда все будет хорошо. Плохо только предателям.
А я говорю вам – война это страшно. Голод – это чудовищно. Смерти, миллионы смертей – это хуже всего. Если государство не смогло избежать войны – пошло оно на хуй! Если государство требует от нас умирать – пошло оно на хуй! Если государство все время врет – пошло оно на хуй! В государстве не больше святости, чем в кружке филателистов. Если контора, эксплуатирующая ваш дом, плохо работает, то вы приходите на собрание и ее меняете. Чем государство лучше?
Почему меня все время убеждают, что без этого государства русский народ пропадет? Почему все государственные СМИ твердят, что в служении государству главный смысл существования народа? Почему они рассказывают, что это большая честь – умереть за родину? Если это честь и подвиг – то почему останки миллионов наших солдат еще валяются по полям и долам в России и за границей? Почему мы точно не знаем, сколько наших людей погибло в Великой Отечественной войне? Почему моя теща не может найти могилы всех своих родных, умерших от голода в блокадном Ленинграде?
Ах, вам мало воспоминаний одного человека про пирожные на столе у Жданова! Вы видимо хотите, чтобы работники смольнинской столовой пришли и рассказали вам как они питались в блокаду, как воровали хлеб, сахар, тушенку… И откуда у них появились горы ювелирки и антиквариата после этого. Мне не нужно рассказывать: я эти горы видел собственными глазами. Они не скрывали своего богатства. Они только не рассказывали откуда оно. Да, впрочем, ленинградцы и так это знали.
Я закругляюсь: государство – это не бог. Его вообще – не существует в отрыве от нас. Мы его сами придумали. И пока мы не поймем, что нас водят за нос и пытаются впарить всю эту священность, мы так и будем жрать это дерьмо, вываливающееся из поганых ртов государственных дьяков и их прихвостней.
Кстати, быть может, вы забыли? "Я — Господь Бог твой, пусть не будет у тебя других Богов, кроме Меня" Первая заповедь, между прочим.