Сначала — о «доктрине одного процента». Она приписывается экс-вице-президенту США Ричарду Брюсу (Дику) Чейни и заключается примерно в том, что если существует хотя бы 1%-ная вероятность события, влекущего смертельную угрозу для страны, то к такой угрозе следует относиться как к несомненному факту — с точки зрения не столько анализа, сколько ответной реакции.
К этой доктрине в мире, да и в самих США относятся, мягко говоря, по-разному, но это позиция сильной страны, её реальной заботы о безопасности, особенно если речь идёт, к примеру, об угрозе ядерной.
В Украине же можно говорить о «доктрине пятидесяти процентов»: если существует примерно 50%-ная вероятность события, влекущего смертельную угрозу для страны, отношение к такой угрозе представляет собой ЧЕРЕДОВАНИЕ восприятия её как совершенно невозможной и как несомненного факта.
То есть сегодня — «Все едем на шашлыки!», а уже завтра — «Готовится оккупация Харькова!», после этого снова — «Никакой паники, она нам дорого обходится!», но сразу потом — «Думаем о мобилизации пенсионеров до 70 лет!».
Практически беспечное успокоение быстро сменяется достаточно жёсткой риторикой, граничащей с истерикой.
Ориентация на «Минск» или «Будапешт» чередуется постоянно (и ещё более стремительно, чем меняется отношение к самим странам с этими столицами).
Это — шараханья и неуверенность, сюрреалистичная непоследовательность, позиция слабого, его полная непредсказуемость.
Непредсказуемостью можно, конечно, и врага запутать, сбив его с толку, но если потенциальный враг придерживается, как и США, «доктрины одного процента», то последствия сочетания таких доктрин у разных сторон могут быть плачевными: пока одни «стабильно колеблются», другие могут ничтоже сумняшеся нанести «упреждающий удар».
В американском фильме «Цена страха» (2002 г.) российский президент по фамилии Немиров говорит своим, что лучше прослыть «ястребом», чем импотентом (и едва не провоцирует ядерную войну). Фраза, хоть и из кино, очень точно отражает психологию власти РФ.
В фильме всё закончилось хорошо (правда, не сразу), но там сила наткнулась на силу, чем и уравновесилась, что привело в конце концов к миру; если же сила наталкивается на слабость, неуверенность, шараханья, постоянное «тактическое чередование» взаимоисключающих стратегий, то последствия могут быть совсем другими.
Можно по 21 июня включительно говорить, что войны не будет, что все разговоры о ней — провокация, а с 22 июня уже петь «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой», но нельзя по чётным числам постоянно говорить одно, а по нечётным — другое, меняя позицию и общенародный/общеармейский настрой практически ежесуточно.
Не все поняли предыдущий материал насчёт коллективного самоубийства, но именно избрав 3 года назад эдакую специфическую власть, что, собственно, самоубийством (пусть невольным) и явилось, мы обрекли себя на подчинение тем, кто сегодня в сложившейся «военно-предвоенной» ситуации оказался перед необходимостью принимать судьбоносные решения, не будучи к этому готовым ни с какой стороны.
Необходимые составляющие победы — компетентность, ответственность, уверенность, прагматизм и основанная на этом всём, на холодном и грамотном расчёте решительность.
Это — есть?
Когда одни и те же кричат на Запад: «Помогите безоружным!», а на Восток: «Мы вас сильнее!», кто-то из кричащих соображает, что и то, и другое слышат и там, и там? Ветер, понимаете ли, доносит.
Чаще бы надо советоваться. Желательно — с теми, кто может дать правильный совет. «Я прекратил пытаться всегда быть правым, и с тех пор я ошибаюсь меньше», — это слова Чарльза Спенсера Чаплина.
Принуждению к миру с позиции силы Украина должна противопоставить принуждение к миру с позиции ума. Не 50%-ного.